"ДАВАЙ ПОГОВОРИМ, ЧЕЛОВЕК..."
*********************************
"…Никто не знает, кто они были и откуда пришли. Может, быть из других миров, может с иной планеты, или явились прямо из самой преисподней. Они об этом никому не рассказывали, не рассказывали, потому что пришли вовсе не за этим. Да, и спрашивать особо было некому. Очень скоро стало некому…. Очень скоро! Я не помню и не хочу помнить тот день, когда всё началось. Я знаю и помню только то, что есть сейчас или было недавно - остальное теперь уже не имеет значения.
Я помню горы растерзанных трупов, боль и кровь, кровь, кровь, везде только кровь…. Я помню как вместе с остальными, ещё живыми, отчаянно пытавшимися спасти себя и близких, бежал по какому-то тёмному, и казалось бесконечному туннелю. И с каждым шагом, с каждой попыткой оторваться от преследующих, нас становилось всё меньше и меньше. Помню, как прижимал к себе сынишку, стараясь не терять из виду жену. И как горько пожалел об этом потом - когда увидел, как забрызганные кровью руки этих монстров схватили и её. И я не успел, да пожалуй, и не смог бы помочь. Тогда, не смог…. Но, я изо всех сил старался спасти сына…. Я не помню, и не хочу помнить, как всё началось, но мне никогда не забыть, как они утащили его за собой. Никогда. Даже если я этого очень захочу. И вот тогда, в тот самый момент что-то словно взорвалось внутри меня, я подобрал какую-то железную палку или прут, согнул её и сунул в пламя. А потом, ею, раскалённой уже до бела, бесконечно, тяжко и смертельно бил, бил и бил их заросшие шерстью, грубые тела.
Я прятался за руинами зданий, за тем, что осталось от кустов и деревьев, появляясь в самых неожиданных местах. И крушил, бил, убивал их, не задумываясь и без разбора. Мне уже было всё равно, придёт ли когда нибудь помощь, на которую, мы все, сначала так надеясь, впрочем, в первые же часы поняв, что её и не будет. Не будет никогда. И всё равно… продолжали надеяться. Я стал, кажется, неуязвим, и, наверное, они испугались меня больше всего - больше хвалёных армий, танков и орудий. Испугались, потому что боялись боли. Да, убивая, терзая наши тела, набрасываясь на людей, как изголодавшиеся волки - они, сами боялись, очень боялись боли и смерти! И хотели, ох как хотели жить…. Наверное, поэтому, во время моей очередной атаки на них, когда им показалось, что они загнали меня в ловушку, один из них попытался со мной заговорить. Хотя до этого никто не слышал от них ни слова, и все думали что они - просто дикие, безмозглые и кровожадные твари. И вот, когда я стоял, сжимая в руках свой верный штырь, залитый их уже казалось, въевшейся в него кровью, сзади, раздался мерзкий, отрывистый голос: "Давай, поговорим, человек. Давай, поговорим…" О чём мне было говорить с ними? О том мире, что они уничтожили, о моей жене, растерзанной и съеденной у меня на глазах, о моём сыне, которого они уволокли с собой? В ответ - я выскочил из своего убежища, но вовсе не на голос, как они наверняка, ожидали, а, обойдя с флангов - стал разить наповал своим орудием, направо и налево. Без пощады! Крича при этом: "Вы меня не остановите! Никогда. Я убью, убью вас всех! Всех, всех, всех!" Так оно и вышло. В который раз - я оставил после себя лишь одни вражьи трупы. Не знаю почему, но они просто впадали в какой-то ступор, каждый раз, когда я их атаковал. Может быть, от меня исходила такая волна ненависти и отчаянья, что они немели и замирали, не в силах хоть как-то противиться моему напору? Такие, вот чувствительные, оказались! Как других терзать и убивать - это, пожалуйста, нам в самую радость. Но, как только подобное касается нас самих - ни ни - это уж увольте. Повежливее, да поаккуратнее, мы мол, очень-ня ранимые и душевный мир у нас весьма тонкий, хотя мы и страшно мерзкие снаружи….
И вот, теперь, получив небольшую передышку, я задумался. Впервые за всё время. Задумался о будущем, о прошлом и о моём сыне. Я размышлял о том, откуда и почему, за что свалилась на наши головы эта напасть? Из какого мира пришла? Или быть может, это мы - ворвались в их мир? И значит, поэтому-то нет ни армии, ни танков и неоткуда ждать помощи, ведь всё это осталось дома, в нашем, родном мире. Я не знаю этого, не знаю…. Но, знаю, что мы жили, день изо дня раздражаясь, и злясь друг на друга, зарабатывая себе этим разнообразные "болячки", ругаясь на цены и правительство, на отключение горячей воды, обвиняя в своих же проблемах кого угодно, только не самих себя, и считая наш мир несправедливым, жестоким и неправильным. А потом… потом, все мы молили только об одном, потому что хотели только одного - вернуть всё назад. Вернуть всё обратно - так как было раньше. Боже, мой, чего бы мы только не дали, лишь бы вернуть всё обратно! И больше - ничего не надо. Ничего. Но, это не возможно. Уже не вернёшь никого и ничто. Я это знаю….
А ещё я думал о том, зачем они схватили моего сына, для чего? Почему-то ещё тогда у меня сложилось впечатление, что они вовсе не собираются его терзать или пожирать, а, скорее всего для того, что бы сделать таким же, как они сами…. Я долго размышлял о том, удалось им это или нет. Конечно, сразу он откажется от человечины, но разве можно выдержать взгляд их горящих, безумных глаз? Разве возможно устоять под их натиском? Тем более, ребёнку…. Но, я знаю, что он ждёт меня и верит мне. Поэтому, я обязательно найду и спасу его. Украду, отобью, уведу, и мы вновь будем вместе. Я всё прощу и всё пойму. Мы уйдём далеко-далеко, туда где нас никто не найдёт и не достанет. А если всё же найдёт… то, мы будем сражаться вместе, плечом к плечу, до конца. И умрём тоже вместе, обнявшись, и взглянув перед смертью друг другу в глаза. И нам будет не страшно. А всё же я боюсь…. Боюсь больше всего. Больше всего на свете. Того, что когда мы встретимся, он скажет: "Давай поговорим, человек. Давай, поговорим…" И тогда получиться, что я пришёл убивать его…"